мы так похожи...
смотрим друг другу в глаза и мороз по коже.
Он не сможет простить меня. Не скоро. Я вижу это в его взгляде, который он каждый раз отводит, не в силах выносить моего вида. Я сама себя не выношу. Все мои мысли сейчас лишь об одном: как найти самый легкий способ избавить себя от собственного существования. Как поскорее стереть себя с лица земли, чтобы ни секунды больше не терпеть эту боль. Тяжелое сердце. Кажется, что в груди лежит камень, придавивший меня к кровати. Каждый день словно последний, сейчас я в том состоянии, когда могу в любой момент взять со стола нож и вонзить его себе в живот. Я могла бы выйти в окно, но высота недостаточна для того, чтобы отправить меня на тот свет к моей Элен. Я могу сделать сейчас с собой все, что угодно, найди я силы для этого последнего шага. Может, это пройдет, и я забуду, что когда-то у меня была дочь. То есть, у нас была дочь. Может, когда-нибудь эта боль исчезнет, развеется, как прах над океанскими водами. Когда-то эта невыносимая тяжесть меж моих ребер должна пропасть, я смогу вдохнуть полной грудью впервые за столько месяцев, смогу жить дальше. То есть, мы сможем жить дальше. Как и прежде, и каждый наш новый день будет как первый. И он не будет вздрагивать от моих прикосновений, не будет отталкивать меня от себя, как это произошло сегодня утром. Иногда мне кажется, что я хочу уйти. Сбежать из этого дома, броситься по дороге навстречу движущимся машинам. Мне может не повезти, и я смогу добраться живой до родительского дома. Но я не знаю, что делать дальше. Всю жизнь я была зависимой от кого-то, и теперь, оставшись одна, я не знаю, как жить дальше.
Лишив нас единственного, что удерживало нас вместе и приносило счастье от нашего с Робертом брака, тогда, тринадцать лет назад, я невольно изменила все то, что было между нами. Словно открыла Роберту глаза на того монстра, что столько времени издевалось над его чувствами. На долгие года между нами разверзлась пропасть, и никто не пытался перепрыгнуть ее, чтобы попасть к другому на ту сторону. Я была слишком занята собственными страданиями. Роберт был слишком занят тем, чтобы отвлечься от этих самих страданий. Мы молча ненавидели друг друга, сидя в разных комнатах и упершись взглядами в пустые стены вокруг. Тогда все изменилось, когда мы лишились самого ценного, что имели. Провалились под землю, пролетев сквозь года вместе, ни разу не взявшись за руки. Я не видела в Роберте ни нашего прошлого, где он был моим самым близким другом, ни настоящего, где он должен был быть моей любовью. Он был моим мужем, от нежных прикосновений которого я вздрагивала каждый раз, когда он незаметно подходил ко мне. Мы оставались в темноте, не видя друг друга, и вся реальность превращалась для нас лишь в звуки наших собственных голосов. И в мире для нас в эти моменты существовали лишь слух и осязание. Тусклый свет раннего утра просачивался сквозь шторы, а я находила на своих запястьях и груди следы от грубых прикосновений Роберта. Мы ругались снова и снова, иногда из-за сущих мелочей, но именно эти мелочи становились причинами катастрофы. Иногда я срывалась, не силах сдержать нахлынувших эмоций, и говорила ему о том, что он, наверное, никогда бы не услышал от другой женщины. От женщины, которая бы любила его, которая не убила бы его собственную дочь. Я называла его монстром, а думала про себя. Я говорила, что совершила ошибку, думая о том, что ошибку совершил он, когда женился на мне. Не закрывала рот, когда он просил меня об этом, распаляясь все больше и больше, пока пощечина вмиг не отрезвляла меня. Спор продолжался, но теперь было слышно лишь Роберта, ведь после первого удара я словно каменела, не ощущая больше ничего, кроме жгучего жара на собственной щеке. Со временем наши споры становились реже, а голос Роберта становился громче лишь для того, чтобы пробудить во мне хоть какие-то эмоции, кроме ледяного и бессмертного ничего.
Но сейчас я чувствую, что за долгое время впервые потеряла контроль над собой. Меня трясло, тело физически не могло справиться с эмоциями, так долго хранимыми внутри меня. Я смотрю на мужа, но вспоминаю не наш вымученный брак. Его глаза становятся светлее и наивнее, такими, в которых еще не залегли тени прошлого, но от этого не становится легче. Еще в университете я пыталась вылечить его болезнь, изолировав от самой себя, но еще никогда Роберт не был таким упорным, как тогда. Но теперь я чувствую, как его терпению приходит конец. Его слова эхом отдаются в моих ушах, оседая в моем сознании. Я начинаю тихо мотать головой из стороны в сторону, не в силах произнести слово "нет". Столько лет мы мучили друг друга, но теперь самое страшное страдание обрушится на нашего сына. Леннарт столько времени провел, слушая за дверями нашу приглушенную ругань, наивно надеясь, что папа с мамой быстро помирятся. Он не знал, что его родители ведут спор с самого его рождения. Я выходила из комнаты, не оглядываясь, и брала сына на руки, улыбаясь ему и спрашивая, почему он до сих пор не спит. Страдания породили в нас самые радостные улыбки. Я никогда не думала, что потеряю Роберта. Мне было страшно допустить мысль о том, что и Леннарта я могу потерять.
- Роберт, не нужно, - едва узнаю свой тихий и умоляющий голос. Огонь в камине по-тихоньку начинал гаснуть, и в комнате становилось все темней. Но сломленный бессонницей и эмоциями разум шептал мне, что я теряю последние нити, связывающие меня с реальностью и Робертом. Казалось, что я теряю сознание. - Леннарту необязательно переживать все это, пожалуйста, - я беру его за руку, крепко сжимаю ее, будто смогу удержать мужчину, если он захочет уйти. В глазах стоит мольба, впервые мне было не стыдно за эти эмоции перед Робертом. Я не могла поверить, что мой муж действительно хочет сделать это, хочет уйти, забрать с собой нашего сына, оставить меня наедине с самой собой в этом огромном холодном доме, который станет моим собственным склепом. Остаться в одиночестве... Разве я не об этом мечтала? Кто-то назовет это свободой. От обязательств, от несчастного брака, от мужа, существование в одном доме с которым мне казалось столь невыносимым. Но теперь одиночество стояло передо мной, нависало надо мной, как разрушительная волна. Цунами, уничтожившее столько сердец, теперь оно надвигалось на мой город. Несокрушимо. Теперь свобода для меня казалась пропастью. Теперь в невыносимости собственного существования я винила лишь себя. - Роберт, посмотри на меня, - но он начинает уходить. Пытаюсь удержать его за руку, хватаюсь за его запястье, но он уходит, уходит. Мои пальцы скользят по его коже, и, наконец, Роберт вырывает свою руку из моих и скрывается за дверью. Огонь почти погас. Я стою во мраке, слушая стук собственного сердца и редкий треск веток в камине, думая о том, что моей дочери могло исполниться уже тринадцать лет.
Таблетки сыпятся из-под пальцев, разлетаясь по журнальному столу в разные стороны, некоторые падают на пол. Вновь складываю их друг на друга, строя башенку. Никогда не получалось собрать больше шести таблеток. Башня снова рушится, разбрасывая свои кирпичики по полу. Даже не пытаюсь их собрать, мысли все равно находились в другой комнате. Они находились за дверью, там, где Роберт и Леннарт собирались куда-то, я слышала шорох надеваемой верхней одежды. Даже приглушенный, голос Леннарта оставался звонким и радостным. В голове пронеслась абсурдная мысль, что Роберт решил забрать и увезти его от меня прямо сейчас. Дергаюсь, чтобы подняться с кресла, но тут же бессильно откидываюсь обратно на спинку. Мне все еще не верилось в прожитый вечер. Казалось, что я могу заплакать в любой момент, слезы обжигали уголки глаз, а из-за комка обиды в горле было сложно дышать. Но почему-то этого момента, стирающего границу между спокойствием и истерикой, не наступало. Слезы так и оставались стоять в глазах, а горе сковывало ребра. Быть может, я все еще не верила, что Роберт сделает этот последний шаг к нашему разрыву. А может сознание подсказывало мне, что я одна повинна в этой катастрофе, постигшей нашу семью. Лучше бы мы никогда с тобой не встречались. Лучше бы ты не становился линией жизни на моей ладони, ведь теперь мне приходится наблюдать, как эта линия становится все тоньше и тоньше, готовая раствориться на моей коже. Роберт завладел моей волей и мыслями, но теперь мне не хотелось сопротивляться ему. Но сейчас он не боялся меня потерять, не боялся отпустить мою руку. Теперь он мог сделать со мной что угодно. Вскакиваю с кресла, почувствовав ожог от этой мысли. Теперь он мог сделать со мной что угодно.
Накидываю пальто, пытаясь застегнуть дрожащими пальцами пуговицы, но бросаю это бесполезное занятие. Открываю дверь, и первое, что ощущаю, это освежающий зимний холод, спасительный после обжигающего жара и бреда проносящихся мыслей. Некоторое время наблюдаю за своей семьей, и в душе мягко оседает тепло от понимания того, что все хорошо. Не хотелось думать, что это самообман. Что это всего лишь видимость счастливой семьи. Для соседей, для наших друзей, знакомых, для кого угодно, но только не для нас. Для нас это никогда не станет реальностью, слишком много страданий нам пришлось пережить, слишком много ошибок, через которые нам пришлось переступить. Улыбка, секунду назад появившаяся на моем лице, исчезает. Хочу уйти, вернуться в эту удушающую атмосферу дома, но снежок, так метко брошенный прямо в меня, нагло отрывает от мрачных мыслей. Слышу радостный смех Леннарта, он подбегает ко мне и начинает тянуть вниз по ступеням. Нет времени ждать, когда его папа с мамой помирятся, ведь неизвестно, когда они вновь окажутся с ним. Вдвоем, не по раздельности. Встречаюсь взглядом с Робертом, но не успеваю ничего сказать, как оказываюсь брошенной в сугроб. Снег забивается под воротник, под брюки, обжигая кожу холодом. Растерянно смотрю на Роберта, пытаясь понять, о чем он думает, но голубые глаза остаются непроницаемыми: я не заслужила ответа. Но в их отражении я вижу всю заключенную любовь к Леннарту, когда он подбегает к нам, и для меня больше ничего не остается важным. С губ срывается смех, такой незнакомый мне, я успела забыть, как он звучит. Не думая ни о чем, подползаю к ним и ложусь рядом. Над нами клубится пар, выдыхаемый нашими легкими, тут же растворяясь в воздухе. Зачерпываю в ладонь снег и бросаю его в Роберта, мелкие кристаллики оседают на его и моем лице. - Это за то, что ты не посмотрел на меня.
[/float] Небольшой сотейник стоял слишком близко к краю стола. Торопливыми движениями складываю в сумку все необходимые вещи, пока мысли вытесняют из головы весь список дел, которые нужно было сделать, прежде чем идти. Собрать вещи. Не забыть про молоко.